Сыр и черви. Картина мира одного мельника жившего - Страница 30

Этот рассказ о ритуальной антропофагии сильно поразил Меноккио (еще раньше он поразил Леонардо, который извлек из него дополнительные аргументы для обличения рода человеческого) — это со всей очевидностью следует из материалов заседания, состоявшегося 22 февраля. Генеральный викарий в очередной раз спросил Меноккио: «Назовите ваших сообщников, которые были с вами одних мыслей». Меноккио в ответ: «Господин, я никогда никого не встречал, кто был бы тех же убеждений, что и я; до этих мыслей я дошел своим умом. Правда, я читал книгу, которую дал мне наш капеллан, мессер Андреа да Марен, что ныне проживает в Монтереале; эта книга называется «Кавалер Зуанне де Мандавилла» — думаю, что она французская, но отпечатана на нашем народном наречии, — и дал он мне ее пять или шесть лет назад, но уже два года, как я ее возвратил. И рассказывалось в ней о путешествии в Иерусалим и о несогласиях греков с папой, а еще — о великом хане, о граде Вавилоне, о пресвитере Иоанне, об Иерусалиме и о многих островах и на всяком из них люди живут на свой манер. И еще — как этот кавалер отправился к султану и тот спрашивал его о священниках, кардиналах, папе и духовенстве и говорил, что Иерусалим раньше был у христиан, но Бог за дурное правление христиан и папы его у них отнял. А еще в одном месте там говорилось, что когда кто-то умирал...» Тут инквизитор не выдержал и прервал Меноккио, спросив, «не было ли в этой книге написано что-либо о хаосе». «Нет, господин, — ответил Меноккио, — об этом я читал в «Цветах Библии», но до остального, что я говорил о хаосе, я дошел своим умом». И тут же вернулся к тому, на чем его прервали: «Все в той же книге кавалера Мандавиллы говорилось, что когда кто-то заболевал и был близок к смерти, то шел к священнику, и тот заклинал идола, и идол говорил, пора ему умирать или нет, и если было пора, священник его душил и все вместе его съедали: если был хорош на вкус, грехов на нем не было; если был дурен, значит, грешил много и зря его так долго не трогали. И отсюда ко мне пришла та мысль, что со смертью тела умирает и душа, ведь из стольких и таких разных народов кто верит так, а кто иначе».

В очередной раз в воспаленной памяти Меноккио перемешались, переставились, переплавились слова и фразы. Покойник со слишком жестким мясом стал дурен (на вкус), с мясом жирным — хорош (опять же на вкус). Двусмысленность этих понятий (хороший, дурной), относящихся и к сфере гастрономии, и к сфере морали, помогла установить связь с идеей греха, сместив ее с убийц на жертву. Тот, кто был хорош (на вкус), понимается как негрешивший, кто был дурен — как грешник. В этот момент заработала логика Меноккио: того света не существует, нет ни посмертных наказаний, ни посмертного блаженства, рай и ад находятся на земле, душа смертна. Как обычно, Меноккио решительным образом искажал текст (конечно, не отдавая себе в этом отчета). Его вопросы к книге никогда не исчерпывались ее содержанием. Но в данном случае роль книги была отнюдь не второстепенной: «И отсюда ко мне пришла та мысль, что со смертью тела умирает и душа, ведь из стольких и таких разных народов кто верит так, а кто иначе».

22. «Бог по своей природе»

Разнообразие обычаев и верований — не единственная тема книги Мандевиля. Ей сопутствует интерес к тому, что пребывает неизменным во всей этой разноголосице — к рациональному началу, проявляющемуся в виде идеи Бога-правителя мира, «Бога по своей природе». Так, рассказав об идолопоклонниках с острова Канне, Мандевиль делает следующее замечание: «Да будет вам известно, что те, кто поклоняются идолам, делают это, дабы выразить почтение к какому-либо великому человеку, каким был Геркулес и многие другие, совершавшие в свое время достойные изумления дела; и они знают и говорят, что эти великие люди не боги, что есть один Бог по своей природе, который все сотворил и пребывает на небесах, и те люди не смогли бы совершить своих подвигов, если бы не произволение Божие, и поклоняются они им, потому что Бог их возлюбил. И так же они говорят о солнце, которое дает тепло и пропитание всему на земле, но такая его сила происходит от того, что Бог возлюбил его более всего другого и поставил его превыше всего на свете; потому мудро поступает тот, кто чтит его и воздает ему почести...»

«Мудро поступает тот...» В нейтральном тоне почти что этнографического описания Мандевиль перечисляет диковинные порядки и обычаи, показывая, что за их внешней чудовищностью или нелепостью скрывается рациональное ядро. Что до того, что жители острова Канне поклонялись полубыку-получеловеку? Они считали быка «самым чистым из животных и самым полезным», а человека — «самым благородным из созданий земных и господином над ними»; и разве некоторые христиане не приписывают отдельным животным благотворных или зловредных качеств? «Так что же удивляться, если язычники, не имеющие иного знания, кроме натурального, по своему простодушию еще более крепко тому веруют?» Жители острова Хонгамара, сообщает Мандевиль, все как один, мужчины и женщины, «имеют собачьи головы и зовутся потому киноцефалами», но, добавляет он тут же, «все люди здравомыслящие и разумные». Поэтому в заключительной главе книги, завершая рассказ о своих удивительных странствиях, Мандевиль мог торжественно объявить читателям: «Да будет вам ведомо, что во всей этой стране [Китае] и на всех островах, о которых я вам поведал, со всеми их различными народами и различными верами нет такого народа, наделенного хоть искрой разума, который хотя бы в малой степени не разделял с нами понятий о вере и не имел бы в своей вере ни малейшего доброго начала: так, они веруют в Бога, сотворившего мир, и называют его «иретаргом», то есть Богом по природе, ибо сказано у пророка «et metuent eum omnes fines terrae» и в ином месте: «omnes gentes servient ei etc». Но они не знают, как правильно именовать Бога-Отца и Сына и Духа Святого, не знают ничего о Библии и особенно о «Книги Бытия» и других книгах Моисеевых, об «Исходе» и о пророках, ибо некому им все это изъяснить, и все, что они знают, они извлекают из своего природного разумения...» По отношению к этим народностям Мандевиль призывал проявлять терпимость: «И хотя эти люди [жители островов Мезидерата и Геносаффа] не во всем веруют так, как мы, тем не менее я думаю и уверен, что за их добрую природную веру и за их добрый умысел Бог их любит и служению их благоволит, как любил и благоволил Иову. Ведь Господь наш говорил через пророка Осию: «ponam eis multiplices leges meas», — и в другом месте гласит Писание: «qui totum subdit orbem legibus». Подобное же говорил Господь наш в евангелии: «alias oves habeo quae non sunt ex hoc ovili», — то есть что есть у него и другие слуги, а не только те, что исполняют закон христианский... Нельзя ненавидеть и гнушаться никаким христианским народом из-за отличия веры его, но надо молить за него Бога; нам неведомо, кого Бог любит, а кого ненавидит, ибо нет в нем ненависти ни к кому из его созданий...»